Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Каждому из нас знакомо чувство страха. Каждый из нас в долгой или короткой своей жизни переживал состояние лютого ужаса, когда бытие представлялось непереносимой пыткой, а небытие, погибель, исчезновение из мира – единственно желанным исходом. Сколько душ погибло навеки, не перенеся пытки страхом! Сколько несчастных наложили на себя руки только потому, что жизнь, дивный дар Божий, представлялась им непереносимым наказанием, рядом с которым и сам ад не так пугает. Одним словом, как говорит украинская поговорка, «хай гирше, та инше». Пусть хуже, но иначе, пусть как-нибудь по-другому, всё равно – как, потому что душе, измученной страстями, уязвлённой многоразличными похотями, истерзанной грехами, нет больше сил терпеть эту пытку страхом, это не имеющее исхода терзание грядущим ужасом.
«Уж сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали!» Уж сколько их последовало путём гадаринских бесов, низринувшихся в водную пучину! Сколько людей, прислушавшись однажды к лживым и соблазнительным шёпотам падших духов, выбрало, как им казалось, сладкий покой небытия, потому что жить во тьме – мучительно страшно, а жить во Свете – непереносимо стыдно, и, значит, лучше – вовсе не быть! При таком раскладе, конечно, небытие – сладостно и вожделенно: радости нет, зато нет и скорби, нет света, зато нет и тьмы.
Всё бы хорошо, да вот беда: сатана, поющий эти сладкие песни, как всегда лжёт, ибо не может не лгать отец лжи. Небытие – просто невозможно. Потому и свидетельствует Господь, обращаясь к народу Своему: «…изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения» (Ин.5.29). Воскреснут все, умереть не удастся никому, только для одних воскресение станет началом вечной радости, а для других – вечной скорби.
Бесы знают это, потому-то они, по слову апостола Иакова, «веруют и трепещут» (Иак.2.19). Трепетать-то они трепещут, но при этом не забывают баюкать нас своими сказками о покое небытия. На эту утешительную приманку попадаются люди, одержимые бесовскими страхами, и, чтобы избавиться от парализующего душу ужаса перед грядущим «воскресением осуждения», начинают уговаривать и себя, и окружающих, что никакого воскресения вообще не существует, а за порогом смерти – пустота, да такая, что «не зашелохнёт, не прогремит». А уж там, где ничего нет – там и спроса нет никакого, да и не с кого спрашивать! Вот как всё гладко и кругло получается и у бесов, и у кадящих им атеистов. И всё – от страха, от мучительного, изнуряющего ужаса, который парализует и сам разум человеческий, не позволяя ему найти средство избавления от этой напасти.
А между тем избавление от бесовского страха возможно, и Церковь знает, как переменить парализующий душу страх бесовский на плодотворный и спасительный страх Божий. Преобразовать леденящий ужас в благой страх можно только покаянием, которое животворит, потому что рождает надежду. А надежда, как пишет апостол Павел, «не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим.5.5). И Дух, животворящий наши истерзанные ужасом сердца, преобразует ужас, внушаемый нам падшими духами, в благой и светлый страх Божий, который есть не что иное, как трепет любящего сердца, страшащегося нанести ущерб или обиду Благому и Вечному Объекту своей любви.
Когда боишься наказания, мести, воздаяния по делам – ненавидишь. Когда боишься оскорбить Святыню – любишь.
Потому в бесовском ужасе гнездится ненависть, и только смерть, только утопление в пучине водной способно, как кажется бесам-насильникам, остудить этот яростный огонь, это пламя, бушующее в душе грешника.
Потому в страхе Божьем нет ничего, кроме любви, доверия и надежды. Надежды на то, что любовь «все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1.Кор.13.7), ибо возможно ли не любить, возможно ли судорожно страшится Того, Кто простил и прощает «до седмижды семидесяти раз» (Мф.18.22)?
Но встречаются сердца, окаменевшие окаменением воистину бесовским. Сердца, в которых не осталось ни надежды, ни доверия, а есть только желание покоя, подобного смерти. Даже бесы, веруя, и те «трепещут» и мечтают погасить этот палящий трепет в водной пучине. Потому-то они, «выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» (Лк.8.33).
Гадаринские жители вполне и до конца уподобились падшим духам. Те, терзая несчастного бесноватого, выли и стенали: «что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня» (Лк.8.28). Эти ужаснулись тому, что нормального человека обрадовало бы, потому что эти самодовольные нечестивцы, «придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись» (Лк.8.35).
И яростные бесы, и ужаснувшиеся гадаринские жители совершили самоубийство. Одни – скрывшись от Лица Божия в бездонной пучине, другие – изгнав от пределов своих Подателя Жизни.
Где нет Сущего, там нет и существования. Где нет святого и благотворного страха Божия, там поселяется лютый ужас бесовский, от которого не уврачует и сама смерть. Остаётся одно: попытаться покаянием и молитвой истребить в душе своей постыдный ужас бесовский, чтобы святое это место, за вечную жизнь которого принял крестную смерть Сын Человеческий, наполнилось благим и спасительным страхом Божиим, чтобы не умерла душа ещё прежде смерти тела. Чтобы спаслась. Аминь.
13 ноября 2005 г.
Проповедь во храме Святителя Владимира, митрополита Киевского и Галицкого
(415)