Православный приход храма святителя Николая Мирликийского города Слюдянка

Живое Богопознание. Протоиерей Дмитрий Смирнов


Все, кроме одного, апостолы Христовы (этим одним был Иоанн Богослов) окончили свою жизнь мученичеством за Христа. Им говорили: «Вы можете веровать как хотите, веруйте в душе в своего Христа, но вы должны поклониться статуе императора, возложить венки или покадить ладаном — и все будут видеть, что вы верноподданные императора и нормальные римские граждане». А они отвечали: «Нет, этого мы делать не можем, потому что император всего лишь человек, а мы поклоняемся одному Христу Богу». Чтобы вынудить христиан отречься от Христа, римляне изобретали страшные пытки, а так как они были люди педантичные и у них было хорошо развито судопроизводство, то до наших дней дошло очень много судебных дел, где скрупулезно описано, как их пытали. Среди них были дети, юноши и девушки, мужи и жены, старики и старухи. И сотни и сотни, и тысячи и тысячи христиан стояли на своем: что Христос есть Бог. Так что многие из тех, кто их пытал, сами обращались ко Христу, потому что их поражало это мужество — почему, откуда у них такая сила, на чем она зиждется? Ведь достаточно веровать в душе, а внешне исполнять то, что требует государство, — и будешь жить спокойно и веровать хоть в Христа, хоть в кого хочешь.

Почему христиане не могли так поступать? Потому что Сам Христос сказал: Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным. И поэтому они были тверды. А как же они могли переносить такие страдания? Многие из нас даже к зубному врачу боятся идти, и обычно человек мучается, ложиться ли ему на операцию или нет, хотя все делается под наркозом. Мы ужасаемся от самой мысли, что скальпель прикоснется к нашему телу. А они сами шли на страшные пытки. Что ими двигало? Со стороны это выглядело как религиозный фанатизм, как какое-то безумие, а на самом деле имело определенную природу — сверхъестественную. И благодаря таким людям Церковь сохранилась не только в ту эпоху, но даже и в нашу, в которую мы с вами живем. Потому что еще пятьдесят лет назад быть священником значило, что в один прекрасный момент тебя как минимум посадят, а как максимум расстреляют. У меня был прадед священник — его, старика, расстреляли в 38-м году. И к митрополиту Серафиму (Чичагову), уже восьмидесятилетнему, пришли в дом, взяли на носилки, отвезли в Бутово и там расстреляли.

Каждый, кто в то время ходил в храм, знал, чем он рискует, и все же эти люди сохранили для нас Церковь. Она стала маленькой, количество людей в ней очень сжалось, но только благодаря тому что они мужественно ходили в храм, хотя это было очень страшно и очень ответственно, она сохранилась. И все время находились молодые люди, которые решали: «Ну, послужу месяц, и пусть меня посадят». И они становились священниками, и их сажали, и немногие выжили. Я знал одного такого человека. Он стал монахом в пятнадцать лет, молодым человеком был посвящен в священники, сразу же стал архимандритом. Епископ, который его посвящал, сказал: «Это тебе на будущее» — и как только он стал архимандритом, его тут же взяли в тюрьму, и он отсидел около двадцати пяти лет по разным лагерям. Но он же знал, на что идет! Спрашивается, зачем? Мой двоюродный дедушка, например, хотя тоже был сыном священника, но, когда надо было выбрать, куда поступать, в Духовную Академию или в Московский университет, выбрал университет. Потому что началась революция, и ему было понятно, что, если он поступит в Духовную Академию, это кончится либо расстрелом, как расстреляли в 18-м году митрополита Киевского Владимира, а потом митрополита Петроградского Вениамина, либо еще каким-то ужасом. И он сделал выбор — пошел по светской линии, хотя отец, и дед, и прадед были священниками. То есть человек сам делает выбор.

Представим себе две кассы, и в них стоят две очереди — и вот человек подходит и становится в ту, которая длиннее. Мы подумаем, что либо он плохо видит, либо он ненормальный. Когда я вхожу в вагон, куда я сажусь? По ходу поезда и у окна, потому что это лучшее место. Мне предлагают две работы: одну интересную, близко к дому и высокооплачиваемую, а я выбираю другую — далеко от дома, тяжелую и низкооплачиваемую. Кто я? Ненормальный, потому что нормальный выбирает поближе к дому, высокооплачиваемую и интересную. Спрашивается, что же заставляет людей выбирать то, что принесет как минимум тюремные страдания, а как максимум даже смерть? Живая связь с Богом, потому что, когда человек обрел Бога, это есть такая драгоценность, о которой в Евангелии сказано, что Царство Небесное подобно купцу, который ищет драгоценную жемчужину и, когда находит ту жемчужину, которая ему нужна, продает все, чтобы ее купить. Поэтому когда человек познал Бога и перед ним стоит выбор: мое благополучие или Бог — он выбирает Бога; моя семья или Бог — он выбирает Бога; моя страна или Бог — он выбирает Бога. Потому что то, что человек познает в Боге, — это ни с чем не сравнимо, в Евангелии это называется блаженством.

Для тех, кто Бога не знает, все это кажется диким фанатизмом, потому что они не понимают, за что человек страдает, в чем тут дело. А дело в том, что рухнула стена, отделявшая этого человека от Бога, они соединились, и человек не только на деле не может отказаться от Бога, он даже боится эту мысль принять хотя бы на минутку. Как же это я откажусь от того, что представляет для меня самую высшую ценность, которая для меня важнее всего на свете, важнее даже самого драгоценного, что есть у человека, моей собственной жизни, гораздо важнее!

Протоиерей Дмитрий Смирнов

Назад к списку

(100)

Перейти к верхней панели