В интервью порталу Православие.ru архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк рассказал об итогах прошедшего 2-5 февраля 2013 года в Москве Архиерейского Собора Русской Православной Церкви.
— Владыка, чем, на Ваш взгляд, минувший Архиерейский Собор отличался от предыдущих?
— Он отличался двумя элементами, которые были совершенно новыми. Во-первых, в истории Русской Церкви никогда не бывало Архиерейского Собора столь многочисленного. Два года назад, когда проходил последний Собор, его участников было, если не ошибаюсь, около 220, а теперь их 290! Это очень серьезный количественный рост епископата. Во-вторых, большая подготовительная работа, которая была проведена между двумя Соборами, связанная с деятельностью Межсоборного присутствия, учрежденного по инициативе Святейшего Патриарха. Комиссии, которые функционируют в рамках Межсоборного присутствия, предварительно рассмотрели большой спектр разных вопросов церковной жизни. Документы, положенные в основу нашего Архиерейского Собора, были подготовлены именно этими комиссиями, так что мы рассматривали документы, которые были выработаны на основе дискуссии, проверены и отредактированы. На Архиерейском Соборе они, разумеется, подверглись обсуждению и доработке, но если бы не было предшествующей работы Межсоборного присутствия, наша деятельность не могла бы быть столь плодотворной.
— В России очень активно велась церковно-общественная дискуссия относительно многих вопросов, вынесенных затем на Собор. Насколько эта дискуссия затронула паству и духовенство Русского Зарубежья?
— Наши священнослужители и миряне в небольшой мере участвовали в этом обсуждении. Частично это связано с тем, что мы вынуждены в целом ряде вопросов смотреть на явления церковной жизни с совершенно иной точки зрения. Это связано с тем, что мы живем в иных реалиях, чем верующие в России, Украине, Молдове, Беларуси.
— Как Вы относитесь к идее русификации храмового богослужения? Именно эта тема вызвала очень острую дискуссию в период работы Межсоборного присутствия.
— Для нас эта тема, можно сказать, непонятна. Мы в Зарубежье живем с тем языком, который каждый из нас унаследовал от своих предков. Несомненно, переводы богослужебных текстов, которые были осуществлены в прошлые века, в каких-то моментах «хромают», слишком сильно ориентируются на греческий подлинник, что можно изменить. Но мы не видим в этом первостепенной важности. Для нас намного важнее переводы на местные европейские языки — немецкий, английский, французский и т.д., поскольку мы объективно вынуждены пользоваться на богослужениях и другими языками, помимо церковнославянского. Церковнославянский язык для нас — это твердая основа, на которой мы стоим, но мы ощущаем необходимость его очищения от излишних грецизмов. Однако здесь вопрос не может идти о русификации. Мы говорим только об освобождении церковнославянского языка от наслоений, которые мешают восприятию текстов. Порой достаточно просто изменить порядок слов. Эту работу, несомненно, нужно вести, и этой идее мы сочувствуем.
— Другой вопрос, активно обсуждавшийся в преддверии Собора, — взаимосвязь таинств исповеди и причастия. Многие участники дискуссии, основываясь на опыте грекоязычных Поместных Церквей, призывают Священноначалие разрешить мирянам причащаться за каждой Литургией без непременной предварительной исповеди, как это сейчас принято в Русской Православной Церкви.
— Мы, живущие на Западе, считаем, что человек должен приступать к таинству причастия как можно чаще. Если меня спрашивают, как часто это желательно делать, то, полагаю, обычному мирянину — три раза в месяц: может быть, в два воскресенья и один какой-нибудь праздник среди недели. При этом наши верующие редко пользуются возможностью приступать к Чаше без повторной исповеди, хотя многие имеют эту возможность. Я, например, благословляю своих духовных чад причащаться без повторной исповеди, и в наших монастырях такая практика существует: я исповедую монашествующих раз в неделю, а причащаются они три раза за эти семь дней. Но я говорю о небольших промежутках времени. Когда же эти промежутки между участием в таинстве причастия достигают двух-трех недель, тогда уже новая исповедь необходима. Нет человека, который жил бы такой жизнью, что мог бы быть уверен: он провел это время, не совершая никакого греха.
На Страстной седмице я разрешаю причащаться каждый день до понедельника Светлой седмицы тем своим чадам, кто приступал к исповеди в Лазареву субботу. Так же советую поступать своим священникам. Но это я могу позволить только тем, кого я хорошо знаю.
Редкая исповедь в грекоязычных Церквях — порочное явление. Оно возникло в силу того, что большинство православных священнослужителей, служивших в XIX веке под османским игом, были безграмотными. Мало кому из них благословлялось исповедовать народ, и, таким образом, взаимосвязь двух таинств была утрачена.
Мы все-таки говорим о духовном возрастании человека, и причастие для этого не может послужить каким-то автоматическим средством. Оно должно быть проявлением духовной зрелости верующего. Мы понимаем, что человек может возрастать духовно или если он регулярно приходит на откровение помыслов, или приступает к исповеди, поэтому совершенно разделить эти таинства нельзя.
Русская Церковь в прошлом регламентировала периодичность причащения очень строго, и на это были свои причины. Мы не придерживаемся такой строгой связи, но, с другой стороны, не отставляем ее полностью. Знаю, что в Американской Православной Церкви прихожане месяцами могут не исповедоваться, но причащаются очень часто. Я считаю, что это — порочное явление, которое неоправданно.
— Как Вы относитесь к существующей в некоторых епархиях практике не причащать мирян в праздник Пасхи и Рождества Христова?
— Когда я услышал об этом впервые, то был шокирован. Как можно в такой великий праздник не причащаться? При этом читается слово святителя Иоанна Златоуста, где все точно сказано, и тут же людям не дают приступить к Чаше! В советское время это, вероятно, было оправданно. Я слышал от старых священников, что тогда, действительно, были очень неприятные случаи, поэтому они так поступали. В наше время ситуация совершенно иная. Но, опять-таки, каждый архиерей и священник должен поступать, руководствуясь собственной совестью и пастырским опытом, и я не могу их критиковать. Могу говорить только за себя.
— В повестке Архиерейского Собора особое место заняли вопросы, касающиеся различных аспектов монашеской жизни. Сейчас нередко приходится слышать об оскудении решимости современных христиан всецело посвятить себя служению Богу, об уменьшении количества монашеских призваний. Вы согласны с этим?
— Монастыри всегда отражают те настроения или нестроения, которые присутствуют в окружающем обществе. Принимающие монашество уходят из современного им мира, они — его продукты. Надо радоваться тому, что после долгих лет большевистского гнета снова возрождается монашеская жизнь. Нельзя сказать, что сейчас в принципе становится меньше монахов. Если говорить о численности, то, да, их меньше, но ведь и очень небольшая в численном отношении часть народа действительно воцерковлена. Дело не в том, кто крещен и считает себя православным, хотя очевидно, что многие из людей, считающих себя таковыми, даже не крещены. Вопрос в том, насколько человек вовлечен в церковную жизнь, насколько он готов воспринять Христа всем сердцем без остатка.
В монастырях, находящихся в моем ведении, сейчас наблюдается явная тенденция возрастания численности монашествующих. Их сейчас больше, чем даже десять лет назад, и это в основном молодые люди.
— На Соборе Святейший Патриарх призвал церковных иерархов быть в своих епархиях не только администраторами, но и пастырями. Каким Вам видится ваше пастырское служение?
— Думаю, главное в том, чтобы максимально общаться с народом Божиим. Я стараюсь как можно чаще посещать приходы своей епархии, взяв за правило одно воскресенье служить в кафедральном соборе, а следующее — где-то в провинции, охватывая, таким образом, максимальное число приходов. Помимо проповеди на богослужении я всегда общаюсь с прихожанами на трапезе и после нее, делюсь с людьми своими наставлениями, мыслями, переживаниями по разным проблемам церковной жизни, отвечаю на их вопросы.
— Что Вас, как архипастыря, радует сегодня, а что печалит?
— Радует, что люди тянутся ко Христу, а печалит, что мы часто живем не так, чтобы своей жизнью убеждать всех, что этот путь — правильный.
Беседовала О. Кирьянова
(40)