Человеку, недавно пришедшему в Церковь, помогает воцерковиться конкретное дело, служение., выполняемое им в приходе. О своем опыте активной приходской жизни рассказывает Марина Нефедова.
В храм в селе Пучково я попала буквально на вторую службу, которая там была. А за два месяца до этого я крестилась в храме на Ордынке.
Я выросла в Троицке, и пучковский храм для меня – символ детства. Он в минутах сорока ходьбы от Троицка. Когда мы катались на лыжах с горки, храм всегда был виден. Он тогда пребывал в жутком состоянии, окна были заложены кирпичами, одно время там был склад, потом долго вообще ничего не было. Однажды мой знакомый по театральной студии (сейчас он священник в этом храме – отец Леонид Царевский) сказал, что храм освятили. Мы с подружками – нам было по 16 лет – в воскресенье надели сапоги, потому что там прилично по лесу идти, и пошли на первую службу.
Подходим к храму, кругом весенняя грязь, а по дороге впереди нас идет священник в подряснике, потом оборачивается к нам и говорит: «Христос воскресе!» Это был отец Владимир Свешников.
Весна, апрель, было очень холодно, в храме сквозняки. К нам подошла молодая девушка, ей было лет двадцать, и говорит: «Девчонки, вы сейчас здесь замерзнете, побегайте вокруг храма, а когда будет Символ веры, я вас позову, там уже выходить будет нельзя» И мы бегали, отогревались, и все равно к концу службы так замерзли, что нас трясло (храм был в очень плохом состоянии. Помню, потом, пошли дожди, все текло. Там стояли две миски с песком для свечек – «За здравие» и «За упокой», и когда шел дождь, их надо было все время передвигать.)
Что меня поразило, так это московские чада отца Владислава, которые приезжали на службу в Пучково – а это сорок минут на автобусе от окраины Москвы, да еще сорок минут пешком по лесу. Им было по 20-30 лет. Я увидела у них такую братскую любовь между собой, такое радостное общение! Это меня вдохновило на то, чтобы ходить в храм. Ведь что люди хотят в шестнадцать лет? Общаться. До этого я успела побывать у хиппи, а тут я увидела, что это гораздо лучше, чем хиппи.
Все вспоминаю ту первую службу. Мы исповедались, потом побегали вокруг храма, потом стояли, и девушка нам объясняла: «Это Великий вход, это Евхаристический канон». А после службы – там бревна на улице – москвичи разложили какие-то бутерброды, которые с собой привезли, и один из них говорит: «Девчонки, налетайте, а то сейчас московские православные все съедят!». С нами сразу все познакомились, очень душевная была обстановка, чай попили. Меня все это так поразило! Совместная трапеза вообще, мне кажется, играет большую роль в приходской жизни.
Поначалу я редко ходила в храм: раз в месяц, а то и в два – училась в университете. А вот мои подружки сразу стали активными прихожанками, все время рассказывали, как они убираются в храме, учатся петь на клиросе, обсуждали какие-то вопросы, связанные с церковной жизнью. Мне так завидно стало, что у них там такая интересная жизнь. Я тоже с ними начала убираться, начала учиться петь на клиросе. Благодаря этому я и начала воцерковляться. Если бы я не пела, мне было бы очень тяжело, я сначала ничего не понимала на службе, все время хотелось сесть, уйти.
Жизнь храма и его прихожан налаживалась постепенно. Шли восстановительные работы, всегда требовалась рабочая помощь: например, разгрузить машину кирпичей после службы. Естественно, оставались люди, которые приходили в храм. Не было постоянных уборщиц, на клиросе тоже поначалу опытных певчих было раз, два – и обчелся. Никому и в голову не приходило, что за работу здесь можно брать деньги. То же с уборкой – просто есть возможность, я и убираюсь. Но здесь у меня пошел перекос. Когда положили пол гранитный, подсвечники поставили, мне все время хотелось, чтобы там было чисто. Меня даже называли главной уборщицей, я немножко всех достала, потому что после службы подходила к прихожанам и говорила: «А вы можете помочь убраться?» Отказаться было неудобно, люди оставались, убирались. Бывало и по-другому: например, у нас одна женщина, когда у нее болел ребенок, приходила и говорила мне: «так, Маруся, сегодня я мою пол» – и руками мыла весь храм. Она говорила, что ее ребенку после этого становится лучше.
В то время я приходила в храм и сразу думала: «так, надо подсвечники маслом намазать». Когда бывала в каком-нибудь московском храме, переживала: «Вот у них подсвечники ярче, чем у нас, блестят, интересно, чем они их натирают?» Потом в одной книге прочла: «Многозаботливость, точащая сердце и покоя ему не дающая» – и поняла: это про меня. Это излишнее усердие непонятно к чему было. Даже подружки мне говорили: «Маруся, когда ты помрешь, мы на могиле тебе поставим памятник в виде подсвечника». В общем, я поняла, что пора в этом каяться.
С пучковским храмом связана и моя дальнейшая жизнь – здесь я познакомилась со своим будущим мужем Славой.
Потом мы переехали в Новопеределкино, у нас родились дети, и я уже не могла часто ездить в Пучково, хотя на исповедь все равно старалась выбираться к отцу Владиславу – он стал еще служить в московском храме Трех Святителей на Кулишках. Но с детьми в основном ходила в Благовещенский храм рядом с домом. Мамы с детьми приходят на причастие и после службы остаются погулять возле храма. Поскольку у всех маленькие дети, значит – общие проблемы. И, гуляя с колясочками, мы все перезнакомились. С одной мамой мы особенно подружились, стали в гости друг к другу ходить. Потом решили провести для детей праздник Рождества: показать вертеп. Текст небольшой придумали. И одна из мам пригласила нас всех к себе в дом числа 9 января. Собралось пять-шесть родителей и девять детей. Показали вертеп, попели колядки, хороводы поводили и на улице поиграли. Это запомнилось, словно какая-то сказка. С тех пор старались на праздники – на Рождество, на Пасху – для детей что-то такое организовать.
Поначалу собиралось нас немного. Потом одной маме удалось договориться с детским клубом по соседству, что она там будет проводить бесплатные занятия, ей выделили комнату. Мы собирались раз в неделю, рассказывали что-то коротенькое по закону Божиему, картинки вырезали из бумаги.
Со временем наши праздники стали проходить шире. На прошлое Рождество у нас было уже человек 70 детей. Сначала чужие сценарии использовали, потом сами стали писать. У детей таланты раскрылись. Появилась идея возрождать русские традиции. Сарафанов нашили, в фольклорные игры стали играть.
В один рождественский спектакль столько сил вложили и столько радости от него сами получили, что решили его еще где-то показать. Выяснилось, что рядом есть детский дом. Туда уже ходили прихожане нашего храма. С рождественским спектаклем мы тогда не успели, показали пасхальный. И стали ходить. Сначала просто общаться. А когда к нам там привыкли, стали детей возить на Литургию, на причастие.
В заключение хочется сказать: центром приходской жизни должна быть, конечно, Литургия. Затем – общение между людьми, общее дело. И очень многое в жизни прихода зависит от настоятеля. В Деяниях апостолов написано, что у первых христиан «было одно сердце, одна душа». Вот это идеал прихода.
(64)