Книги Черных (Захарова) Вероника Николаевна Бережные сказки
Бережные сказки
Бережные сказки
… На зелёном, на лугу
я вам сказки сберегу.
Посидим на берегу.
Только тихо – ни гу-гу!
Слово сберегается
– сказка начинается…
СКАЗКА О ХРУСТАЛЬНОЙ ХРИЗАНТЕМЕ
Город стекольщиков раскинулся на двух холмах, на берегах неглубокой чистоводной реки Стеколышки, среди невысоких дубов, орешников и клёнов.
Стекольщики и стеклодувы трудились радостно, самозабвенно, потому что они верили в Господа Иисуса Христа и в Его Пречистую Матерь, а ещё потому, что они все без исключения любили своё нелёгкое, но такое прекрасное ремесло.
Чашки и чашечки, блюдца и блюдечки, чайники и чайнички, тарелки и тарелочки, вазы и вазочки, люстры и бра, бутылки и бутылочки, флаконы и флакончики, оконные пластины и зеркала…
А пять мастеров выдували стеклянных зверюшек, овощи и фрукты на забаву ребятишкам и для украшения светлых солнечных комнат красивых двухэтажных домов. Один искусник даже делал стеклянные колокольчики, и они тоненько, звонко тирлиликали в руках девчонок и мальчишек.
Правил городом стекольщиков и стеклодувов губернатор. И была у него дочка, которую он очень любил и оберегал от забот и хлопот. Девочка гуляла только в губернаторском саду и в небольшом опрятном городском парке и даже не ходила в школу: её учили дома лучшие учителя города.
Вот приблизился десятый год её рождения, и губернатор спросил, что бы она хотела получить в подарок. Девочка присела у роскошной цветочной клумбы губернаторского сада и протянула руку к самому пышному и яркому цветку.
– Я придумала, папа! – воскликнула она. – Я живу в городе стекольщиков и стеклодувов, и хочу, чтобы в моей длинной хрустальной вазе стоял самый прекрасный хрустальный цветок!
– Зачем он тебе? – удивился губернатор.
– Он будет сверкать в лучах солнца, освещать глубины моего сердца! – воскликнула его дочь.
– Ну, хорошо! – сказал губернатор и объявил всем мастерам-стекольщикам и стеклодувам, что тому, кто сделает самый великолепный хрустальный цветок, он подарит лозу винограда, плоды с которой вкушал сам Господь наш Иисус Христос, а в придачу – кошель со старинными золотыми монетами.
И мастера взялись за работу. Долго получались у них не цветы, а грубые подделки, которые они тут же снова бросали в жаркую печь для расплавки, чтобы получить жидкое стекло и снова пытаться создать хрупкое искусственное чудо.
Их так захватило поручение губернатора и жажда получить награды, похвалу и признание своего мастерства, что они забыли молиться Богу, поститься, творить дела милосердия и бывать на богослужениях в церкви Вознесения Христова.
Может, из-за этого у них и не получалось создать нечто более совершенное, нежели то, что уже на заре времён сотворил Бог?
После многочисленных попыток и поисков в мастерских, наконец, расцвели прозрачные, словно ледяные, хрустальные цветы – самые простые, какие только можно было увидеть ранней весной на лугу. Смотрела на них дочь губернатора и грустила: не нравились ей толстые лепестки, листики и стебли.
Вскоре в городе стекольщиков и стеклодувов не осталось ни одного живого цветочка, даже самого скромного, потому что все они были сорваны для «наглядности». Лишь листва да трава шелестели в порывах ветра, но не было в этом шелесте ни капельки радости…
И воздух не благоухал, как прежде. Он был сух в солнечный день, влажен — в дождливый, в пасмурный же – просто холоден…
Погрустнели девушки, погрустнели ребятишки, приуныли и старые, и молодые. И стало им тяжело смеяться, легко ругаться, тяжело помогать, легко лгать, тяжело трудиться, легко лениться.
Не хотелось творить, приходилось лепить кое-как, шмяк да бряк, обычные кружки, где толстые дужки, тарелки, кувшины, и листья калины заваривать в чайниках серых…
А у одного стекольщика был сын одиннадцати лет. Мальчик любил Бога и старался не пропускать ни вечерню, ни утреню. Он молился о своём больном отце и об умершей полгода назад от серьёзной болезни маме.
Именно в память о ней, втайне от всех мальчик, выращивал он на подоконнике чердачного окна хризантему – белую, как первый снег, с длинными тонкими иголочками-лепестками, ароматную, как сама весна.
Мальчик лелеял свою бесценную драгоценность и называл её ласково — снежная мамина звёздочка. Он очень не хотел показывать хризантему отцу, чтобы он не разобрал её на кусочки, пытаясь постичь тайну хрустального цветка и победить своих соперников по стекольному делу.
Однажды мальчик шёл мимо городского парка и увидел там красивую девочку в белом платьице в золотой горошек. Девочка сидела на зелёной скамеечке.
Лицо у неё было такое грустное, что мальчик сперва пожалел её, а потом полюбил. Правда, он не знал, что грустила девочка – а это была дочь губернатора – просто оттого, что она съела слишком много шоколада, и поэтому у неё болел живот.
Несколько раз сын стекольщика приходил к городскому парку, чтобы издали полюбоваться девочкой. И однажды он решил подарить ей самое драгоценное, что у него было, – белую хризантему. Он срезал тонкий стебелёк, спрятал под рубашку и понёс в городской парк.
Девочка сидела на скамейке и смотрела на фонтан с переливающимися струями.
– Здравствуй, – сказал мальчик.
– Здравствуй, – удивлённо ответила дочка губернатора. – Ты кто?
– Я сын стекольщика, – ответил мальчик, – и я принёс тебе белую хризантему. Она самая чудесная на свете.
– Хрустальная? – оживилась девочка.
Мальчик осторожно достал пригревшийся на его груди цветок и протянул девочке. Та увидела, что он живой и надула губки.
– Ну-у, – протянула она. – Я думала, она хрустальная… Ладно, давай её сюда. Я покажу её стекольщикам, пусть они сделают мне такую же из стекла.
Её пальчики сомкнулись на стебельке… и что вы думаете? Хризантема затвердела и превратилась в кусок стекла! Конечно, не в бесформенный оплавленный комочек, а в похожий на настоящий, но самый, что ни на есть, хрустальный цветок с зелёным стеблем и узкими резными зелёными листочками, с пушистой звёздочкой белых лепестков и даже с сохранившимся лёгким ароматом! Это было удивительно! И девочка ахнула от восторга.
– Какая прелесть! – воскликнула она. – Посмотри! Твоя хризантема стала хрустальной – самой прекрасной в мире! Теперь мой папа даст тебе виноградную лозу Господа и кошель со старинными золотыми монетами! На, погляди-ка!
Мальчик взял протянутую ему хрустальную хризантему чуть не плача: так жалко ему было ушедшей из неё жизни.
Но вдруг сверкающий лёд сотен лепестков затрепетал и… растаял! Сын стекольщика держал не хрустальную, а живую хризантему, и она так благоухала, что пьянила всех, до кого доносился её аромат.
Дочь губернатора опешила: разве такое возможно?! Мёртвое стало живым!
– Дай-ка мне цветок обратно, – велела она и, вспомнив про хорошие манеры, добавила: – Пожалуйста.
– Конечно! Возьми с Богом!
Мальчик протянул девочке трепещущее облако белоснежных лепестков на тонком стебельке. В её ухоженных пальчиках цветок заледенел и вновь стал хрустальным. Девочка ахнула:
– Как интересно! Смотри: у меня он хрустальный, а у тебя обыкновенный!
А сын стекольщика запечалился: «У тебя мёртвый, у меня живой…».
– Можно, я пойду? – попросил он.
Дочь губернатора небрежно махнула ручкой:
– Иди, иди, ты мне больше не нужен. Благодарю за хризантему. А награду – виноградную лозу Господа и кошель со старинными золотыми монетами – мой папа тебе вручит завтра. Я ему скажу, что твоё изделие самое лучшее, прямо волшебное!
Сын стекольщика хотел сказать, что, на самом деле, это вовсе не его изделие, а Божие и награды ему не нужно, но увидел, что девочка уже забыла о нём, и безрадостно отправился прочь.
Он пришёл к реке и долго сидел на берегу, глядя на быстрое течение воды. А под вечер встал лицом к востоку и долго молился Господу Иисусу Христу и Его Пресвятой Матери о том, чтобы сердце юной дочери губернатора научилось вере и любви.
На другой день стражники, во главе с генералом, прибыли верхом на рыжих лошадях к бедному дому стекольщика, чтобы торжественно проводить его сына в губернаторский сад, где должна была состояться церемония награждения.
В саду собрались самые известные мастера города.
У высокого кедра на коротко подстриженной лужайке стояли губернатор, его жена и дети. Девочка держала в руках сверкающую в лучах солнца хрустальную хризантему.
Возле губернатора на высокой подставке стоял белый фарфоровый горшок, расписанный красивыми узорами. Из горшка струилась к земле виноградная лоза. Только она была засохшая, коричневая. Чтобы ветер, играя, не обрывал скукоженные невесомые листочки, лозу заключили вместе с фарфоровым горшком и высокой подставкой в стеклянный футляр.
Губернатор приготовил для торжества целую речь, в которой он восхвалял город, его жителей, своё управление и, в самом конце, – мастерство юного сына стекольщика.
– За твоё мастерство, – сказал губернатор, краснея от важности, – город жалует тебе величайшую драгоценность всего мира – виноградную лозу Господа нашего Иисуса Христа. Плоды с неё Он вкушал во время своего земного странствия. Храни её, как зеницу ока, потому что эта лоза – лучшее, что ты можешь иметь за всю твою жизнь.
Губернатор выдержал многозначительную паузу, чтобы все присутствующие до кончиков загрубелых пальцев прочувствовали волнующий момент.
Потом стеклянную колонну, в которой была заключена Господняя лоза, трепетно, с поклонами и осенением себя крестом, передали по кругу самым именитым умельцам стекольного дела и чиновникам города.
И вот она стоит рядом с сыном стекольщика. Все захлопали в ладоши, поздравляя его с победой. Но ни один хлопок не прозвучал искренне, потому что в сердца людей постучал бес зависти, и ему была приотворена дверь. Бес просочился в узенькую щёлку и приготовился терпеливо ждать, шепча коварные речи.
Губернатор дождался тишины и велел:
– А теперь, мальчик, мы хотим услышать от тебя рассказ о том, каким образом ты сделал этот прекраснейший, великолепнейший цветок – хрустальную хризантему, тогда как искуснейшим мастерам города не удалось сотворить ничего подобного.
Дочь губернатора кивнула. Это она попросила отца задать сыну стекольщика каверзный вопрос. Слишком невероятным представлялось ей превращение хризантемы из живой в хрустальную, а из хрустальной в живую, таким невероятным, что она сомневалась – взаправду ли видела накануне это преображение. И почему в руках мальчика хризантема жила, а в её – стекленела?
«Надо будет об этом тоже спросить! – напомнила себе дочь губернатора. – Может, тогда он оживит моего хрустального жирафа, подаренного мне стеклодувами на прошлый день рожденья? Я бы тогда играла с настоящим крохотным жирафёнком! И все мои подружки обзавидовались бы!».
Бес зависти ухмыльнулся: щель в души людей стала немного шире.
Сын стекольщика растерялся, услышав требование губернатора поведать важному собранию то, что и сам он до конца так и не понял.
– Я не знаю, господин губернатор, как получилась хрустальная хризантема, – признался он, и по толпе прокатился шумок разочарования и недоверия. – Просто я вырастил цветок в горшке, срезал его и принёс девочке, чтобы она не грустила… Она взяла цветок, и он стал хрустальным.
– Охрусталился, что ли? – хохотнул губернатор и тут же посерьёзнел, потому что давным-давно не верил в чудеса. – Такого быть не может! Докажи, если ты говоришь правду!
– Я попробую, мой господин, – смиренно ответил мальчик.
Он подошёл к дочери губернатора, с любовью улыбаясь ей, перекрестился со словами: «Не оставь нас, Пресвятая Богородица!», — и протянул руку. Девочка неохотно отдала ему хрустальную красоту – тяжёлую, искрящуюся на солнце, похожую на нетающий, едва тёплый лёд.
Стеклянность хризантемы мягко оттаяла, озарив лицо мальчика переливающимся светом… Теперь его пальцы держали настоящий зелёный шершавый стебелёк с белой царственной короной из длинных белых лепестков.
Вздох изумления пронёсся по лужайке.
– О! – произнёс губернатор и удивлённо покачал головой. – Поразительно! Ну-ка, дай мне поближе взглянуть на твоё растение… Оно что, натуральное? Ну и ну!
Однако, едва хризантема оказалась у губернатора, как жизнь покинула бедный цветок, и он остекленел, брызнув хрустальным светом. Глаза губернатора расширились.
– Надо же, – с трудом пробормотал он. – Действительно… Как так получается? Отчего?
Он обратил требовательный взор на фигурку, стоявшую перед ним.
– Не знаю, мой господин, – смиренно ответил сын стекольщика. – Наверное, наверное, я просто его люблю — вот и всё.
– Значит, всё дело в любви? – подняла брови жена губернатора.
– Не знаю, моя госпожа, – тихо ответил мальчик. – Но больше я ничего такого с хризантемой не делал… и из стекла её не выдувал.
– Ну-ка, возьми её опять, – велел губернатор. – Да… опять стала настоящей… Эй, мастера, попробуйте-ка и вы её взять – что выйдет?
Стеклодувы и стекольщики не посмели осушаться, хотя каждый в глубине души сомневался, что в силах сохранить хризантеме жизнь.
И точно: кто бы ни дотрагивался до неё, она мгновенно стекленела и блистала на солнце. И лишь у сына стекольщика в ней трепетали живительные соки, и она источала волшебный аромат.
И, видя, как раз за разом леденела белая хризантема, люди мрачнели всё больше и больше, и бес зависти, радостно повизгивая, вихляя мерзким хвостом, вошёл в широко распахнутые двери их сердец.
В душах затаилось зло. Мастера, подмастерья, матери их и жёны заперемигивались, заперешёптывались. Обида заглодала, что не от их прикосновений возрождается хрустальная хризантема.
Что, интересно, в них не так? Разве не любят и они своих детей, своё ремесло, своих супругов, Бога, наконец? Какая несправедливость! Невзрачный мальчишка сделал то, что не смог сделать ни один из мастеров стекольного дела!
И вот в толпе раздались негодующие выкрики, которые вкладывал в человеческие уста бес зависти:
– Довольно похвал!
– Пусть забирает виноградную лозу и свой дрянной цветок и убирается отсюда!
– Пусть сидит дома и корпит над следующим «шедевриком»!
– Над хрустальным котёнком!
– Над крысой!
– Над тараканом!
– Они тоже у него оживут, вот увидите, ха-ха!
Губернатор с тайной удовлетворённостью вращал синими глазами: ему самому не понравился выскочка, и выкрики из толпы грели его болотную зависть.
– Забирай награду и хризантему, – властно приказал губернатор, перекрывая громким голосом людской шум, – и домой иди. Иди, иди, иначе мне придётся арестовать тебя за бесчинные беспорядки.
Дочь губернатора возмущённо топнула ножкой.
– Нет! – заявила она. – Хризантему пусть мне вернут! И немедленно! Она моя!
– Хорошо-хорошо, деточка моя, – уступил губернатор. – Эй, принесите сюда растение!
Хрустальная хризантема вернулась к девочке, и та успокоилась.
– Прощай, мальчик, – высокомерно произнёс губернатор. – И больше не попадайся мне ни на глаза, ни на слух. Или тебя примет в своё логово городская тюрьма, возле которой ты живёшь. А ты знаешь, что там приходится несладко тем, кто преступил закон. Золотые монеты, мы, конечно, не можем тебе подарить, поскольку ты, собственно, ничего и не сделал… Ну, а лоза, так и быть, твоя.
«Она и так никому не нужна, эта засохшая Господняя лоза, – усмехнулся про себя губернатор. – Только пустая показуха, ничего в ней святого уже не имеется. Так что награда по достижениям: за «липовый» хрустальный цветок «липовая» виноградная лоза Господа!».
И только он додумал до этого места, как мальчик открыл дверцу стеклянного короба и, перекрестившись, очень бережно вынул на Божий свет коричневую засохшую виноградную лозу в белом фарфоровом горшочке.
– Я отнесу её прямо так, можно? – спросил он губернатора, и тот нетерпеливо кивнул.
Толпа расступилась перед ним, подозрительно щуря глаза. Никто не заметил, как сухой, чёрный от древности ствол начал наливаться новыми невиданными соками. Вопреки ожиданиям, тонюсенькие заскорузлые листочки не сыпались с неё, а просто негромко стучали друг о друга от дуновения летнего ветра. И чем дальше шёл сын стекольщика, тем тише стучали листочки, потому что они тоже оживали.
Когда мальчик добрался до дома, Господняя виноградная лоза распустилась пышной зелёной кроной и теперь укрывала плечи своего маленького хозяина изумрудным плащом. Едва горшочек, в котором сидели её корни, был переставлен под окошком жилища стекольщика, как веточки лозы потянулись к стенам кремового цвета и укрыли их роскошными кудрями.
Сын стекольщика радовался и славил Бога, сотворившего такое чудо. О, если бы горожане, увидев его, просто возблагодарили Создателя за Его милость и любовь к ним…
Но нет. Придя к зеленеющей виноградной лозе, они поначалу подивились и даже попытались порадоваться, но добрых чувств хватило им ненадолго, потому что их касание к виноградным листьям высушивало жизнь: зелёные листочки превращались в коричневую пыль.
– Это чудо не Господне! – зашептались, запшикали горожане. – Это диавольская прелесть, не иначе! А сын стекольщика, видать, дружбу с сатаной водит, раз ему такие красоты попускаются!
– Не нужны нам слуги Веельзевула! – бурчали горожане. – Куда смотрит губернатор? Арестовать негодника!
– Ишь ты, Бога он любит! – возмущались горожане. – А мы Его, что ли, не любим? Ещё больше, чем он! Мы и молимся, и постимся, и десятину на церковь даём. Каждый месяц, между прочим!
– Арестовать наглеца! – требовали горожане. – Это назло нам он оживил засохшую лозу Господа и стеклянный цветок! Арестовать! В тюрьму его! В карцер!
Кое-кто опомнился:
– Но он же, в сущности, ребёнок…
– Тогда в спецшколу! Там его отучат творить диавольские миражи!
И совсем неслышно кто-то самый трусливый, исходящий злобой, как пόтом, как гнилью помойной, проговорил:
– Прогнать мальчишку из города! Утопить его в реке Стеколышке, чтоб другим неповадно было оживлять, чего попало…
Яд ненависти пропитал весь город, и губернатор, чтобы восстановить порядок и спокойствие, велел на самом деле арестовать бедного сына стекольщика и препроводить его в тюрьму, рядом с которой он жил со своим больным отцом. О, на совсем коротенький срок! Пока в спецшколе не подготовят ему местечко!
Пошёл, было, к губернатору отец мальчика, чтобы слёзно молить о пощаде, но его дальше ворот и не пустили… Так и остался сын стекольщика за решёткой. Вот ведь что бес натворил, когда его в щёлку охолоделых сердец впустили!
Отца мальчика так от страдания расхворался, что его в больницу увезли. И тогда ринулись к дому, увитому яркой виноградной лозой, те, кто громче всех попрекал сына стекольщика в его обращении к диаволу.
Жадные руки хватали резные листочки-трилистники, чтобы варить из них отвары, закладывать в соленья. Должна же быть практическая польза от старой, ожившей по волшебству лозы! Тем более, если она на самом деле… дух захватывает! – Господняя! Все болячки от неё пройдут, все беды и невзгоды! Надо лишь побольше нарвать листьев – целые мешки!
К тому же, их можно продавать соседним городам! А если срезать часть лозы и вырастить новую?
О, какой простор для планов развития и обогащения города стекольщиков и стеклодувов! Возможно, стекольное дело вообще канет в лету, и жители рассадят виноградники…
Божие вино, отвары от Господа, огурцы от Иисуса! О, нет-нет, это не кощунство, что вы! Это расцвет, это бизнес, это, в конце концов, доброе дело для тысяч и тысяч простых людей, живущих далеко от города с виноградниками Самого Господа Иисуса Христа!
Но великие планы обрушились осколками упавшей с высокой башни вазы, потому что виноградные листочки в жадных завистливых руках не выживали, засыхали и рассыпались в пыль.
Так ни с чем и разошлись горожане по домам – унылые, злые, раздражённые, и перед сном, уже в который раз, не зажгли свечи перед иконами и не встали на молитву.
А сын стекольщика в это время не ел, не пил, а молился о заблудших его соотечественниках, о губернаторе, а особенно – о его дочери, которую ему было так жалко, что у него болело сердце.
А девочка в это время сидела у столика, на котором красовалась в длинной узкой хрустальной вазе хрустальная хризантема, и напряжённо думала: «Почему, ну почему у сына стекольщика всё оживает, а у меня – стекленеет? Раз стекленеет – значит, умирает? Ведь в хрустале нет жизни. Это что же, выходит, я приношу смерть?! Но почему?!».
Девочка никак не могла этого понять. Ей не хотелось ни играть, ни гулять, ни учиться, ни лениться, ни лакомиться шоколадом и другими сластями.
Папа хмурился, задаваясь вопросом, кто виноват в том, что его обожаемая доченька скучает. Мама ахала, беспокоясь, что её ненаглядное дитя чахнет день ото дня. Они срочно наказали няню и учителей, купили кучу новых подарков.
Но девочка отмахнулась от кукол, нарядов и живого страусёнка. Она сидела возле столика, на котором сверкали в лучах люстры хрустальная хризантема, и думала, думала, думала: «Ну, почему же она не оживает? Что такое есть у сына стекольщика, чего нет у меня?».
Она несчётное количество раз дотрагивалась до цветка в надежде, что он, наконец, оживёт, но у неё ничего не получалось.
И однажды в поздний закатный час, когда многих сморил сладкий сон, дочь губернатора взяла хрустальную хризантему и тихонько сбежала из дому. Никто не заметил, как она ушла, пряча на груди своё сокровище.
Девочка прямиком направилась к тюрьме, где сидел сын стекольщика. С Божией помощью она пробралась к камере узника. Его охранял старый охранник, которого тоже одолел сон после сытного ужина. Девочка осторожно сняла с его пояса большой кованый ключ и подошла к толстой двери с решётчатым окном.
Темно в камере. Так и кажется, что из неё выползает ночь. И ещё дует холод.
Девочка поёжилась. Боязно. Но раз пришла, отступать не годится. Заглянула она в решётчатое окошко. Ничего не видно в вечных сырых сумерках.
Девочка содрогнулась: брр! Как можно тут обитать? Ведь страшно, неуютно. А вдруг там бегают крысы, плетут по углам липкую паутину большие пауки, шныряют по полу, стенам и прыгают с потолка быстрые тошнотворные тараканы…
Ключ в замке с трудом повернулся, и дверь, поскрипывая, отворилась под нажимом детской ручки.
– Мальчик! – тихо позвала дочь губернатора, заглядывая в промозглую ночь. – Ты здесь?
– Здесь, – раздался слабый удивлённый голос. – Зачем ты пришла? Холодно, ты простынешь и будешь чихать!
– Ничего я не простыну.
Осторожно прижимая к груди хрустальную хризантему, дочь губернатора переступила порог.
– Тут есть крысы? – шёпотом спросила она.
– Да, полный набор для узников, – подтвердил сын стекольщика. – И крысы, и пауки, и мокрицы, и тараканы. И еды мало. Иногда миска каши, старый хлеб, кружка воды.
– Тебе страшно?
У девочки впервые в жизни сжалось сердце, полное жалости, и она почувствовала, как оно горит от боли.
– Страшно, – признался мальчик.
– И ты плачешь?
– Нет, не плачу. Меня утешает Господь и Его Пречистая Матерь и ещё мой Ангел-Хранитель и небесный покровитель. И все святые, – ответил мальчик, улыбаясь в темноте.
Девочка почувствовала его улыбку и спокойствие и поразилась:
– Ты улыбаешься?!
– А что?
– Но ведь ты в тюрьме! – воскликнула девочка. – А потом тебя отведут в спецшколу! Говорят, там несладко…
– Бог везде рядом, – пояснил сын стекольщика. – Он и моё Утешение, и твоё, и всех людей. Он меня утешает, поэтому мне и в тюрьме не грустно. Страшно, потому что я никогда тут не был, страшно за одинокого папу, за оставшуюся без ухода виноградную лозу Господа, но наказания и смерти я не страшусь.
– Почему? – не поняла девочка.
Мальчик подошёл к ней и ласково дотронулся до её руки, сжимающей хрустальный стебелёк. И от его прикосновения девочке стало так тепло, так хорошо, что боль отпустила её сердце, и в него вошла любовь и животворная надежда, как источник.
Пьянящий аромат, появившийся внезапно, словно из ниоткуда, заставил её взглянуть на цветок.
– Ой! – вскрикнула она. – Смотри! Он ожил!.. Это потому, что ты со мной?
– Нет, – сказал мальчик, – это потому, что с тобой Бог.
Девочка не могла наглядеться на живую хризантему, белеющую в полумраке тюремной камеры. А потом решительно открыла дверь.
– Идём со мной, – велела она, – это несправедливо, что ты в тюрьме. Я дочь губернатора, и я освобождаю тебя моим словом.
– Спаси тебя Бог, – склонил голову сын стекольщика.
Светлая улыбка озарила его лицо. Дети на цыпочках выбрались из камеры и заскользили по холодным каменным плитам прочь. Никто не видел их, никто не остановил. Но когда они уже выбегали из ворот, проснувшийся стражник, проявляя бдительность, на всякий случай выстрелил из ружья в ночь, и пуля попала дочери губернатора в спину.
Девочка рухнула.
– Я разбилась, – пролепетала она и потеряла сознание.
Вне себя от горя мальчик схватил раненую на руки и понёс её к себе, чтобы оказать ей первую помощь. Несколько минут – и он на своей улице.
Но что это? Его дом весь увит ковром виноградной лозы! Сыну стекольщика показалось, что теперь богаче и роскошнее его дома ничего на свете нет!
Он быстро внёс дочь губернатора внутрь и положил на свою кроватку.
– Папа! – крикнул он.
Никто не отозвался.
– Где же он? На смене? В больнице? – мальчик терялся в догадках.
А потом посмотрел на бесчувственное тельце в ворохе атласа, и решительно махнул рукой.
– Ладно, сам справлюсь.
Пуля попала девочке в плечо и прошла навылет. Мальчик осторожно промыл рану, поискал бинты, но их не оказалось. Тогда, недолго думая, он сорвал с лозы несколько крупных листьев и залепил ими оба отверстия.
– Пить, – пробормотала девочка в забытьи.
Кинулся мальчик за водой, а питьевой-то не оказалось, всё на рану ушло. Колодец далеко…
– Погоди, я схожу за водой, – сказал он, но девочка крепко схватила его за руку:
– Нет, не оставляй меня одну! Я потерплю… Ты… ты поставил хризантему в воду?
– Ой, нет… Я сейчас что-нибудь придумаю, не волнуйся.
Мальчик схватил стебелёк с белой шапкой лепестков и понёсся на чердак. Земля в горшочке была влажной – видно, Господь её хранил! – и мальчик воткнул стебелёк в почву. А сам спустился вниз.
Тут ему на глаза попалась одна из веточек лозы, среди листьев которой золотилась созревшая кисть винограда! Вот тебе и вода, и еда! Обрадованный, он дотянулся до кисточки и сорвал её.
– Очнись, – попросил он девочку, – Господь дал нам виноград — можешь подкрепиться.
Ягод хватило на двоих с лихвой.
Девочка на глазах ожила и даже попыталась приподняться, чтобы оглядеться по сторонам. А здесь было на что посмотреть, потому что и сам стекольщик, и его сын очень любили своё ремесло, и много различных поделок, а также посуды красовалось на полках, подоконниках, подставках, шкафах, столах. Стекольщик намеревался продать большинство работ на ближайшей ярмарке, и все они ждали своего часа и своего будущего хозяина или хозяйку.
– Здорово у тебя, – восхитилась дочь губернатора.
– Почему? – спросил сын стекольщика.
– Ну-у… у тебя как-то всё иначе, чем у меня… К моему дому я так привыкла, что частенько мне становится скучно. А у тебя весь дом меняется, когда ты продаёшь одни изделия, а выдуваешь другие.
– Это да, – согласился сын стекольщика и заботливо спросил: – Как твоё плечо? Болит?
Девочка подвигала плечом и обрадовалась:
– Ой, не болит! Надо же! Совсем не болит!
– Дай посмотреть.
Мальчик отогнул от раны виноградные листья и облегчённо вздохнул: действительно, рана затянулась. Конечно, она не вполне зажила, но листья совершили чудо, и от пережитой боли останутся только два шрама: там, куда пуля вошла, и там, откуда она вышла.
– Теперь ты можешь идти домой, – предложил сын стекольщика.
– Правда? Но я не хочу домой, – медленно проговорила дочь губернатора и подняла на него ясные глаза. – У тебя лучше.
– А как же твои мама и папа? – напомнил мальчик, не отводя взора. – Они уже сбились с ног, ища тебя по всем закоулкам города.
– Ну, и пусть! – крикнула дочь губернатора и своевольно нахмурилась. – Они посадили тебя в тюрьму ни за что! Пусть теперь поймут, что значит страдать!
Мальчик печально вздохнул и посмотрел на лестницу, ведущую на чердак. Спасительная мысль озарила его.
– Погоди, я сейчас! – бросил он и исчез наверху.
Не прошло и двух минут, как он вернулся, неся с собой хризантему.
– Ты помнишь, – спросил он, – как в тюрьме она ожила в твоей руке?
– Помню! – радостно подтвердила девочка.
– А теперь – попробуй, дотронься до неё. Останется ли она жить после твоих злых слов?
Дочери губернатора расхотелось брать хризантему, но сын стекольщика был неумолим.
– Возьми. Пожалуйста. Ты сама поймёшь, – сказал он.
И едва пальцы девочки коснулись прохладных лепестков, как хризантема задрожала и обратилась в хрусталь.
– Видишь? – грустно сказал мальчик.
Девочка, пристыженная его словами, опустила голову. Она не могла смотреть на хрустальную хризантему, прекрасную, но мёртвую и потому крепко зажмурилась.
Тишина наплывала густым облаком. Дочь губернатора слушала, слушала её… и заплакала. Слёзы падали на тонкое стекло, и там, куда они капали, стекло вытаивало, обнажая живую плоть цветка.
– Посмотри, – раздался ласковый голос мальчика. – Посмотри на цветок.
Разлепила девочка глаза, глянула… и обомлела.
– Не может быть, – прошептала она.
– Да. Видишь: Бог простил тебя.
Он обнял девочку и легонько коснулся губами её волос.
– Теперь ты понимаешь, что можешь сделать с Его помощью?
Девочка кивнула, озарённая мыслью, которая никогда прежде не приходила к ней: она в силах изменить мир к лучшему! Пусть ненамного… Но эта малость очень важна: в ней величие Господа и Его милостивая любовь к людям…
– Ты можешь научить родителей животворению, – продолжал мальчик. – Понимаешь?
Шелестнула листьями виноградная лоза. Девочка прижала к груди благоухающую хризантему.
– Ты со мной? – спросила она.
– Да.
Дети взялись за руки и открыли дверь в новое утро. А бес зависти зашипел, поджал мерзкий хвост, задрожал и отлетел в бездну…
23, 24, 27 октября, 1-23 ноября 2008
Дальше читайте по Источнику
(158)